— Иванушка, ты пришел, ты меня спас, — проявила сообразительность девушка.
— Простите? — лицо царевича из лица человека удовлетворенного проделанной работой и предвкушающего встречу с любимой девушкой, превратилась в лицо человека не совсем понимающего, что происходит.
— Иванушка, ты не узнал меня? Это же я твоя невеста, Синеглазка. Баба-Яга заколдовала меня, чтобы никто не мог красоты моей разглядеть, но ты убил Змея Горыныча и снял с меня заклятие.
— А при чем здесь Змей Горыныч? — задал Иван вполне логичный вопрос (а Кощей считал его на это не способным).
— Ну, — Синеглазка слегка растерялась, — Змей Горыныч слуга Бабы-Яги верный…
— Она его хранителем заклятия сделала? — ответил Иван на свой собственный вопрос (а может я поспешила его похвалить?)
— Да, именно, — обрадовалась Синеглазка. — Или я тебе больше не люба? — и она обижено надула губки.
— Люба, — заверил ее Иван, но убежденным в своем чувстве не выглядел. — Ну если тебе из пещеры забирать ничего не надо, то поедем домой.
— С тобой хоть на край света, — заверила спасенная невеста своего героя.
Иван громко свистнул и на поляну вылетела Сивка-Бурка. Вот кто выглядел довольным своей жизнью. Лошадь, высоко поднимая копыта, прошла мимо пещеры, явно демонстрируя мне, как ей повезло с новым хозяином, на что я только фыркнула. Как говорится не больно то и хотелось перед ней скакать, у меня ступа есть. Царевич если такому поведению своего коня и удивился, ничего не сказал, и, усадив невесту, вскочил в седло, только их и видели. Подождав для верности еще несколько минут и убедившись, что нас не снимает скрытой камерой, я вышла на поляну и подошла к Горынычу.
— Нет, ну вы издеваетесь? — раздался до слез знакомый голос.
Я обозрела окрестности и поняла, что это действительно можно расценивать как издевательство. Еще сегодня утром пушистая, снежная полянка напоминала лубочную картинку из сказки про зиму, а сейчас на ней можно было снимать какой-нибудь голливудский боевик, не тратясь на декорации. Деревья по краю полянки стояли все черные от сажи и пепла, некоторые и вовсе сгорели. Снег, то что еще осталось, напоминал груды покореженного металла, черный и застывший в причудливых формах. Посреди всего этого апокалипсического пейзажа лежало обезглавленное тело, и над всем этим витал изумительный запах гари, железа и крови. Живописная была картинка.
— Морозко, здравствуй. Как дела? — обернулась я к источнику голоса.
— Слушай Яга, я конечно не хочу тебя обидеть, но моя жизнь заметно осложнилась с твоим появлением. У меня, знаешь ли, огромные территории за которыми я должен следить, а я все время вынужден наводит порядок на этом клочке.
— Я вообще ни при чем. Это все была идея Кощея, а исполнение Горыныча.
— А ты тогда что тут делаешь? Группа поддержки?
Поймал, подумала я. Действительно, если бы не я и мои рефлексы, этого бы не было. С другой стороны, если бы не мои рефлексы, меня может вообще бы нигде не было. Так что во всем виноват Кощей со своими планами, а я просто мимо проходила.
— Слушай Морозко, я такая же жертва обстоятельств как и ты. Так что мог бы и проявить сочувствие к сестре по несчастью.
— Свежо предание, — отмахнулся Морозко от моих попыток вызвать сочувствие. — Засыплю я тебя на всю зиму, чтобы никто к тебе добраться не мог, — пригрозил он.
— Засыпь, — радостно согласилась я. — Это прям идеальное решение, и тебе спокойнее и мне хорошо.
— Вот прямо сейчас и засыплю.
— Прямо сейчас не надо, подожди пока я до дому доберусь. Не хотелось бы знаешь стеснять Горыныча своей компанией.
— Да, действительно, о Горыныче я не подумал. Он вряд ли заслужил такое, — ухмыльнулся Морозко, а я его еще считала образцом галантности.
И вот вопрос, это я раньше ничего в нем такого не замечала, или это я так на мужчин действую, что при длительном со мной общении у них просыпаются не самые хорошие стороны. Однако углубится в это исследование мне помешал Горыныч. Именно в этот момент на свет появились три его новые головы. Буквально за минуту. Вот только ничего не было, а тут раз и три нормальные большие головы, как будто ничего и не было.
— Морозко? — удивился новой компании Горыныч. — Здравствуй.
— И тебе Горыныч здраву быть.
— Извини, мы тут немного попортили тебе все, — смутился ящер, оглядев с высоты своего роста разрушения.
— Ничего страшного. Надеюсь только, что это больше не повторится.
— Ни этой зимой, — разулыбались все три головы.
— А меня домой никто не добросит? — поинтересовалась я.
— Ой, конечно, я тебя быстро домчу, только вот немного попозже, — повернулась ко мне правая голова. — Я сейчас летать не могу.
— Да, у нас такое после отрубления голов всегда бывает, — поддержала левая голова.
— Но это быстро проходит. Надо только немного посидеть и подождать пока новые головы и туловище между собой скоординируются, и все будет в порядке, — объяснила мне тонкости центральная.
— Как все сложно то. А с отрубленными головами что делать будешь? Закопаешь? — и я кивнула в сторону трех старых голов, аккуратно лежавших в сторонке.
— Нет, зачем. Они сами сейчас сгорят.
Я уставилась на головы, желая своими глазами увидеть самовозгорание, и мне повезло. Через две минуты головы действительно дружно вспыхнули, и от них осталась только кучка пепла.
— Я ведь внутри себя огонь ношу, в каждой своей частичке. Вот он на свободу и вырывается, когда я его не контролирую. Потому головы и горят.
— Понятно.